Вчера к главреду нижегородского издания «Коза.Пресс» Ирине Славиной пришли с обыском по делу «Открытой России». По словам журналистки у неё забрали все электронные устройства.«Сегодня 6:00 в мою квартиру с бензорезом и фомкой вошли 12 человек: сотрудники СКР, полиции, СОБР, понятые. Дверь открыл муж. Я, будучи голой, одевалась уже под присмотром незнакомой мне дамы. Проводили обыск. Адвокату позвонить не дали. Искали брошюры, листовки, счета «Открытой России», возможно, икону с ликом Михаила Ходорковского. Ничего этого у меня нет. Но забрали, что нашли — все флешки, мой ноутбук, ноутбук дочери, компьютер, телефоны — не только мой, но и мужа, — кучу блокнотов, на которых я черкала во время пресс-конференций. Я осталась без средств производства. Со мной все нормально. Но очень настрадался Май. Его до 10:30 не давали вывести на улицу».
Час назад Ирина Славина оставила в фейсбуке запись «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию» и подожгла себя у здания регионального МВД. Её пытались потушить прохожие и сотрудники МВД. По словам очевидцев, пламя вспыхнуло очень быстро и спасти женщину не смогли.
Сайт Koza.Press — которым руководила в Нижнем Новгороде покончившая с собой Ирина Славина — упал. Ну, или кто-нибудь быстро подсуетился, чтобы предусмотрительно закрыть его.Мы не были знакомы с Ириной, но я нашел у себя переписку с нею, она началась еще пять лет назад. Ирина писала о городских событиях, которые ей казались интересными всем.Она была единственным сотрудником — и журналистом, и редактором, и директором — своего информационного ресурса. А вообще-то она была школьной учительницей русского языка и литературы. И еще подрабатывала вязанием каких-то шарфов, говорят, удивительной красоты, так что пользовались спросом.
Деньгами от этих шарфов, и еще от того, что собрали ее друзья и сочувствующие, расплачивалась по приговору о штрафе в 70 000 рублей, которым ее год назад наказали за пост в фейсбуке, где она недостаточно уважительно отозвалась об установке мемориальной доски в честь Сталина в городке Шахунья недалеко от Нижнего. Павел Чиков, глава «Агоры», тогда написал, что это был самый большой штраф, когда-либо наложенный по новой статье о «неуважении к власти» (ч. 3 статьи 20.1 Кодекса об административных правонарушениях). Под тем постом было 134 лайка, 36 комментариев и 4 репоста. Он и сейчас на месте. Какая-то безнадежная, беспросветная история. Человек увидел вблизи, прямо перед собой, вот эту тупую государственную машину уничтожения живых людей, и понял, что ему нечего ей противопоставить, кроме собственной демонстративной смерти. <…> Прокламаций Открытой России в доме Ирины Славиной так и не нашли.
«СК заявил, что самосожжение редактора KozaPress не связано с прошедшими у нее обысками». Эти твари даже не понимают, что когда они у людей отнимают последнее, те бывает не выдерживают.
Нижегородская оппозиционная журналистка Ирина Славина совершила самосожжение напротив местного здания МВД. Я весь день читал о ней — миловидная русская женщина, моя ровесница. Делала с мужем сыр и вязала палантины, продажа которых в отличие от журналистики приносила хоть какие-то деньги. Последние годы ее постоянно прессовала власть — штрафы за неуважение того-сего на огромные суммы, обыск с болгаркой наперевес в 6 утра по очередному бредовому поводу с изъятием всех компьютеров и телефонов у всех членов семьи. В этом тщательно организованном российским государством аду живут все гражданские активисты, но никто из них не совершал ничего подобного. После обыска терпение Ирины лопнуло. Известность ее оппозиционного листка не выходила за пределы города, обличения негодяев из власти не приводили ни к чему кроме новых штрафов, и тогда она прибегла к крайней форме протеста, когда никаких других средств больше не видишь, а террор противоречит твоим нравственным установкам, — она совершила публичное самоубийство. Это не только жест отчаяния, но и почти религиозный поступок, хотя ни одна в мире религия не одобряет самоубийц. Ирина принесла себя в искупительную жертву — может после ее жуткой смерти у людей откроются глаза. Власть перестанет насильничать, а люди — терпеть. Она размышляла об этом год назад у себя в фб: «Интересно, а если я устрою акт самосожжения у приемной УФСБ <…> это хоть сколько-нибудь приблизит наше государство к светлому будущему, или моя жертва будет бессмысленна? Думаю лучше умереть так, чем как моя бабушка от рака в 52 года»
Конечно, Ирина заблуждалась. О ее смерти большинство россиян ничего не узнают, а те, кто ставит сейчас плачущие эмоджи, забудут о ней через пару дней. В отличие от близких, чье горе будет всегда безутешным. Она не станет русским Яном Палахом, ей не поставят памятник, ее именем не назовут одну из центральных площадей столицы. И все-таки она принесла себя в жертву ради нас, оставив после себя жуткий и предельно четкий месседж. Репост — это то малое, что можно сделать в память о бесстрашной женщине, которой надоело терпеть.
Я познакомилась с Ириной Славиной, когда была в Нижнем Новгороде. Мы там делали мероприятие. Ирина была очень смелой и яркой женщиной, не боялась писать про оппозицию, с готовностью общалась, фотографировалась. Это такая редкость сейчас, вы себе не представляете!
Помню, как я удивилась: надо же, какой смелый журналист, нет вообще никакой подозрительности, цинизма. Она была просто очень свободным и пассионарным человеком.
Быть таким в России, как мы видим, смертельно опасно. С Ирины не слезали местные силовики. Её бесконечно штрафовали за публикации, за активную гражданскую позицию.
За выход с портретом Бориса Немцова, за публикацию о нашем мероприятии, за публикацию о коронавирусе. Её даже оштрафовали по статье о неуважении к власти за возмущенный пост в ФБ о том, что на каком-то доме повесили портрет Сталина.Ирина была резкой, яркой, эмоциональной. Она называла чёрное чёрным. Без оглядки на чье-то мнение, на обезумевших тупых и наглых местных силовиков.
Рядом с ней мрак расступался и страха было немного меньше.
Лет через 100, когда Россия станет свободной, такие как Ирина не будут выделяться. Будут просто нормальными людьми со здоровым представлением о добре и зле и без стокгольмского синдрома.
Сегодня одним таким человеком стало меньше, а страха больше.
Соболезнования родным и близким Ирины.
Евгений Сафронов. «У неё не было депрессии». Что думают о самоубийстве главреда Koza. Press Ирины Славиной её знакомые
Публичное самосожжение у нижегородского управления МВД главного редактора местного издания Koza. Press Ирины Славиной стало полной неожиданностью для её друзей и знакомых.
<…>
Друг Ирины Славиной, нижегородский правозащитник Станислав ДмитриевскийОна была скорее журналистом, а не гражданским активистом. Мне когда-то пришлось общаться и работать с Аней Политковской, они были чем-то похожи. Те материалы, те расследования, которые они вели, каждый раз оставляли ожог. Каждая несправедливость, каждое несчастье. Ира в себе носила всю эту боль. Она занималась расследованием дел, которые фабриковала здесь ФСБ против людей невинных, и в ней просто клокотало. Она пыталась всем помочь, её трясло от этой несправедливости. Трудно сказать, что стало последней соломинкой.
Ирина не жаловалась на усталость и депрессию. Понятно, что суды её подтачивали. Но она никогда не говорила, что не хочет жить. Это был выплеск отчаяния, которое она носила в себе. Это был, безусловно, поступок, такой месседж. Нельзя сказать, что она ушла, потому что у неё не было сил».
<…>
Член СПЧ, глава правозащитной организации «Комитет против пыток» Игорь Каляпин
«Совершенно очевидно, что [ответственность за смерть Славиной должен понести] товарищ, который руководит следственной группой и который все эти мероприятия устраивал и подписывал постановление на обыск. Это следователь по особо важным делам нижегородского следственного управления СК полковник Андрей Шлыков. По крайней мере, он оказался хорошим исполнителем. Сегодня он удачно операцию провел. Можно его поздравить. Примерно этого и добивались.
<…>
Сегодня приговор Яне Антоновой — врачу-педиатру. Замечательному, неравнодушному человеку из Краснодара. Судят за пикеты и лекции «Открытой России». 240 часов «исправработ» за «..действия, создающий угрозу основам конституционного строя, обороноспособности и безопасности государства». Спасибо не расстреляли!
Утром пропал сотрудник редакции. 30 летний крепкий москвич. Ушел на пробежку в парк и исчез. Нашелся в отделении. В парке остановили менты. Для начала разговора обвинили в убийстве, но потом согласились ограничится признанием в закладке наркоты. За отказ — поездка в то самое отделение и три часа в загоне, до приезда адвоката. Потом, когда поняли, что за человеком есть сила — «..Вас здесь не было».
Звонок — «Вы уже слышали про Ирину Славину?»
Вчера обыск «по делу Открытой России» сегодня — самосожжение и записка «в моей смерти прошу винить Российскую Федерацию».
Обзваниваю знакомых — Ирина не была членом организации, но как независимая журналистка хорошо известна в Нижнем. Общее мнение — довели. Штраф за штрафом, денег нет, а тут — врываются в 6 утра, поднимают из кровати голой, выносят из квартиры вообще все… — не выдержали нервы..Это один, сука, день!
Может уже пора в родной стране что-то поправить?
И, боюсь, с этими мирно не получится.А блядская «эшная» банда из Нижнего и покрывающий их СК — мойте шеи. Виновные в доведении до самоубийства должны сесть. Остальные могут выбрать — или сделать свою работу или тоже ответить за укрывательство.
Я противник люстраций — виновные в нарушении прав людей должны просто сесть.
Это не Ира Славина вчера сгорела. А последние крохи честной журналистики и совести. Нижний Новгород когда-то называли краем непуганных журналистов. Но я что-то не припомню, чтобы в «лихие 90-е» кто-нибудь из журналистов сжег себя или покончил собой. Мы горели только на работе, потому что были убеждены, что можем изменить жизнь в нашей стране в лучшую сторону. Но прошло 25 лет и от честной журналистики остался только пепел, который вчера тоже смели напротив здания МВД, где погибла Ира. И перестаньте лгать о ее слабости все те, кто ни разу в жизни с ней не разговаривал. Она была сильной и мужественной женщиной. И у нее были принципы, которые являются абсолютно лишними там, где живут не по закону, а по понятиям, где все продается и легко покупается.Она сгорела, чтобы мы не забывали, что людей от скотов отличает только наличие совести и милосердия. Но, боюсь, что многие нынче даже слов таких не знают.
В ужасной истории с доведением до самоубийства нижегородской журналистки Ирины Славиной потрясает многое. От абсолютно бредового и неправового закона о «нежелательных организациях», согласно которому любую организацию росчерком пера могут объявить «нежелательной», после чего завести уголовные дела на всех кто когда-либо как-либо с ней «сотрудничал» или «теоретически мог сотрудничать». До бесчеловечной безумной практики проведения обысков у СВИДЕТЕЛЕЙ — с выламыванием дверей, погромами, избиениями и полным ограблением, включающим изъятие всей техники и всех денег, у людей, которые, по мнению СК, могут что-либо знать о свершившемся «преступлении».
Однако больше всего меня почему-то цепляет такой простой и, казалось бы малозначимый факт как то, что сегодня под утро городские власти Нижнего Новгорода УБРАЛИ ВСЕ ЦВЕТЫ И СВЕЧИ, оставленные на месте самосожжения Ирины. Чтобы, мол, и памяти никакой о ней не осталось!
(На первой фотографии — место самосожжения Ирины сегодня в 4 утра, на второй — оно же, но уже в 7 утра).
На мой взгляд, это нельзя оценивать иначе как явку с повинной. «Мы и убили, да, но молчите об этом и вспоминать не смейте».
ПС: Разумеется, это происходит не впервые. То же самое вот уже 5 лет происходит в Москве на месте убийства Бориса Немцова. То же самое происходит и в Минске — на месте убийства Александра Тарайковского. И в обоих случаях это точно такая же явка с повинной, полностью дезавуирующая официальные версии их гибели.
ИРИНА СЛАВИНА. ОГОНЬ.
Не могу об этом не думать. О том, как мы на (немыслимое) действие пытаемся отвечать мыслями и словами. Упорядочу и запишу свои.
[1]. Слово «жертва» мне кажется очень неточным. Несмотря на то, что говорящие вкладывают в него свое сострадание и гнев.
Жертв у нынешней власти РФ множество, не сосчитать. Жертвы – и незаконно арестованные за какую-нибудь мелочь, и отравленный Навальный, и застреленный Немцов. Но и пенсионер с нищенской пенсией, и даже замученный в тюрьме преступник – тоже жертвы, как и его родители, которым не выдали тело сына для независимой экспертизы. Не надо быть героем или гением, чтобы стать жертвой. Вообще не надо обладать никакими качествами – достаточно попасть в шестеренки репрессивной машины.
Вплоть до унизительного обыска в ее квартире Ирина Славина была жертвой. Совершив самосожжение, она стала кем-то другим. Это Поступок, требующий невероятного мужества и самоотвержения.
Ок, вам не нравится слово «героиня» — найдите другое. Но точно не «жертва». Или хотя бы не только «жертва». Не «жертва» в первую очередь.[2]. Говорить о ее «безумии» и «ненормальности» (даже из лучших соображений) не только неточно, но и безнравственно.
Многие незаурядные люди наверняка не соответствовали общепринятым представлениям о «норме», но кто и как устанавливает здесь эту самую норму?
Осознанность поступка Ирины Славиной очевидна. Как и тот уже известный факт, что она обдумывала его давно.
Смысл этого поступка, его «месседж» высказаны недвусмысленно в предсмертной записке: в моей смерти винить государство.Перед нами радикальнейшая из возможных акция протеста, отнюдь не первая в мировой истории. Непонятно, зачем к ней примешивать рассуждения о психическом здоровье.
Это протест против репрессивной политики РФ, жертвами которой становятся сотни тысяч людей. Яснее некуда.[3]. Даже самые вменяемые и эмпатичные люди всерьез рассуждают о «неадекватности» поступка, его несоответствии испытаниям, выпавшим на долю Ирины.
Ответьте себе на вопрос: а каким именно испытаниям может быть адекватен акт самосожжения?
Ответ прост: никаким. Люди проходят через чудовищные страдания и пытки, но выживают и иногда даже проносят через это свой разум почти нетронутым.
Вместе с тем, история знает множество случаев, когда люди кончали с собой из-за того, что мы сегодня назвали бы пустяком. Как правило, речь шла о людях, чье достоинство ущемлено. Для них отнять у себя жизнь – это восстановить честь. Никого из них мы не считали и не считаем сумасшедшими.Мы живем в государстве, где повседневное унижение человеческого достоинства является нормой. Мы все переживаем его каждый день и давно к этому привыкли. Но рядом с нами все еще существуют люди с повышенной чувствительностью к унижению и несправедливостям. Они напоминают нам о том, что несправедливый штраф, обыск или арест вовсе не являются мелочами, которые можно и нужно перетерпеть.
Говорить и думать об Ирине Славиной невозможно, не вспоминая Яна Палаха. Двадцатилетний студент сжег себя на Вацлавской площади в Праге в 1969 году. Он был красивым, умным и молодым человеком; вся жизнь была впереди. А чехи могли себе пить пиво и почитывать «Швейка» даже под советской оккупацией, не так ли? Чего им не хватало? И чего добился Палах? Режим пал, но через много-много лет… Тем не менее, мало кто в Чехии усомнится в осмысленности его трагического самопожертвования.
[4]. Думаю, поступок Ирины Славиной был в каком-то смысле неизбежным, закономерным. Как и недавнее самосожжение в Беларуси.
Когда ситуация накаляется до предела, сама атмосфера взывает к крайним, невероятным, абсурдным действиям. Когда невозможен логичный и рациональный протест, настает время для протеста отчаяния. Именно это и происходит в 2020 году как по всему миру, так и в России. Не знаю, как можно этого не замечать.
[5]. Самосожжение отличается от любых иных форм самоубийства, даже публичного.
Огонь – мощнейший из символов. Образ сопротивления, стихии, хаоса, боли, неравнодушия. Он обжигает даже на расстоянии, в форме изображения (вы можете смотреть видеохронику самосожжений? я – нет).
Цель такой акции проста. Ирина Славина сделала это, чтобы нам было не все равно.
Потому что пепел сгоревших стучит в наши сердца. Даже если мы делаем вид, что у нас нет никаких сердец.
Памяти Славиной
1
Услужлива рифма-сводня,
Родимый словарь богат,
А всё-таки пусть сегодня
Тут будет чёрный квадрат,Который давно на месте
Надежды, совести, чести,
А может быть, и страны,
Разлёгшейся «грузом 200»
В объятиях сатаны.2
Добро наскучило. Ещё бы!
Привыкли, чай, за столько лет.
Я рад бы умереть от злобы,
Но от бессильной злобы — нет.Теперь у русских есть свой Палах,
Да и захватчики крепки,
Но не дождётесь от беспалых,
Чтобы сжимали кулаки.Пусть эта злоба мною движет,
Одушевляет ум и речь,
Пусть оккупантам лица лижет,
Горит, покуда всё не выжжет,
Что Господу противно жечь.«Новая газета»
Нижегородскую журналистку Ирину Славину убили. Это было не самосожжение, а жестокое убийство. Именно самое настоящее убийство. Это такой же суицид, как привычная строчка в новостных заголовках «в отделе полиции от инфаркта умер задержанный», который узнал о проблемах с сердцем только после задержания. Потому что когда против тебя огромная отлаженная система, цель которой уничтожать, измываться, ломать жизни, то о каком личном выборе может идти речь? Они сделали этот выбор за Ирину, когда за счёт человеческой жизни решили улучшить показатели. И после того, как не стало Ирины, у всех этих нелюдей, следователей, оперов, прокуроров, судей хочется спросить: ну, как? защитили вы родину от Славиной? Теперь стране больше ничего не угрожает? Спасли отчизну от врагов? Не зря спиливали дверь, проводили обыски, штрафовали, таскали на допросы? Огонь, в котором умирала Ирина, осветил звёзды на ваших плечах? Или сколько ещё людей нужно сжечь?
<…>
Публичные самоубийства – обязательное свойство диктаторских или оккупационных режимов, дошедших в своем подавлении граждан до самых крайних точек. При этом описать современную Российскую Федерацию в этих терминах все-таки нельзя – обычная и не самая кровожадная автократия, вот даже с соседней Белоруссией сравните, все мирно и культурно. Но в принципе нет никакой загадки в том, почему, по крайней мере, некоторые люди в современной России чувствуют себя именно так, как чувствуют себя жители оккупированных территорий.
К политической оппозиции российское государство всерьез относится как к опасному террористическому подполью. К критикам власти – как к реальным врагам государства. В корпусе виктимблеймерских откликов на смерть Славиной самое удивительное – заявления типа «а меня тоже обыскивали, и ничего», – от таких же, как она, произвольно назначенных врагов государства. То есть многие уже просто не отдают себе отчета, что вот эта война, которую государство ведет с критиками власти, ненормальна сама по себе, и что даже сотрудничество с, о Боже, «Открытой Россией» приобрело формальные признаки криминального деяния только в силу частных предрассудков, вероятно, одного конкретного Владимира Путина, а объективных поводов воевать с этими людьми на самом деле нет в принципе.
Гражданин может быть слабым, ранимым, глупым, даже психически неустойчивым – он не перестанет от этого быть гражданином, во имя которого (сугубо теоретически, но тем не менее) вообще-то и существует государство. Государство же не имеет морального права быть подлым, тупым и мстительным. Когда политические оппоненты власти превращаются в героев сопротивления, все вопросы – к власти, которая выстроила отношения со своими оппонентами так, что исчезает разница между ними (активистами, журналистами, да просто прохожими – см. опыт «московского дела» и прочих) и борцами-подпольщиками. И заметьте: сопротивления нет, а герои есть. Объявляя войну тем, кто и не собирался воевать, государство получает партизанщину в ответ, и формой его существования становится заведомо проигрышное в исторической перспективе противостояние с гражданами.
Само словосочетание «Российская Федерация», использованное Славиной в последнем посте, давно уже не нуждается в пояснениях. Российская Федерация – это не родина, не родная страна, не реки-поля, не окна пятиэтажек, не плачущий олимпийский чемпион, нет. Российская Федерация – это мент, это судья, это тюрьма, это чиновник, это «они», и Путин во главе. Российская Федерация не равна России, более того – естественнее всего их противопоставлять друг другу, и никто не сделал для этого противопоставления больше, чем сама Российская Федерация. Это она не хочет быть Россией, это она смотрит на своих граждан как на врагов, презирает и ненавидит их, расправляется с ними в тюрьме или, более гуманным методом, в суде – штрафами, сутками, той малой кровью, после которой не страшна уже и большая. Тот будущий хаос, которого у нас совершенно разумно принято бояться, проектируется и делается неизбежным именно сейчас, когда единственной формой диалога между Российской Федерацией и Россией оказывается тот диалог, который государство вело с (безобидной и, судя по посту губернатора, готовой быть полезной) Ириной Славиной. Каждая закрученная сегодня гайка – горящая покрышка завтра, и кто, кроме Российской Федерации, виноват в том, что она этого не чувствует?
Когда Владимир Путин думает о своих исторических заслугах, он должен понимать, что с этим отчуждением государства от граждан никакой доброй памяти о нем не будет. Крым наш, дороги хорошие, Москва похорошела, ракету «Буревестник» сделали, но отчуждение государства от граждан не преодолели, наоборот, многократно усилили даже в сравнении с путинскими же нулевыми. Нижегородские коммунальщики (или полицейские наемники?), убирающие цветы и свечи с места гибели Ирины Славиной – они ведь тоже могут действовать даже без специальных инструкций, просто следуют бесспорной вообще для всех государственной логике бесконечного противостояния, заканчивать которое придется, вероятно, уже какой-то следующей власти после того катаклизма, на который Россию обрекает власть нынешняя.